Не спеша иду по Невскому проспекту, впереди - Дворцовая площадь. Взгляд выхватывает надпись на одном из зданий: «При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Сегодня 20 ноября 2011 года, напоминаю себе, и чувство безопасности обволакивает тёплым облаком… А в этот же день в 1941 году в Ленинграде было произведено пятое снижение продовольственных норм по карточкам: 250 граммов хлеба на рабочую карточку, 125 граммов - на служащую, детскую и иждивенче-скую. С этого дня в Ленинграде наступил период голодной блокады. Были снижены нормы и для войск: войска первой линии получают 500 граммов хлеба, тыловых частей - 300 граммов… Сворачиваю на Малую Садовую улицу, поднимаю голову. Ой! Как живые, два котика сидят на подставках близ окон. Это памятники блокадным коту Елисею и кошке Василисе. И сегодня мой рассказ о верных хвостатых друзьях и помощниках человека, которые наравне с людьми терпели блокадные ужасы и даже умудрялись приносить пользу. Какую?
Котлеты из Васьки
[В бомбоубежище. 1941 год] В блокаду кошки помогли выжить многим людям тем, что стали для них пищей. Вот несколько записей из блокадных дневников.
«У нас был кот Васька. Любимец в семье. Зимой 41-го мама его унесла куда-то, сказала, что в приют, - мол, там его будут рыбкой кормить, а мы-то не можем… Вечером мама приготовила что-то наподобие котлет. Тогда я удивилась: откуда у нас мясо? Ничего не поняла… Только потом… Получается, что благодаря Ваське мы выжили в ту зиму…»
«3 декабря 1941 года. Сегодня съели жареную кошку. Очень вкусно» - запись из дневника десятилетнего мальчика.
«Соседского кота мы съели всей коммунальной квартирой ещё в начале блокады», - вспоминает Зоя Корнильева.
Думаю, хватит подобных воспоминаний, не могу больше…
Может быть, поэтому к кошкам в нашем городе такое тёплое отношение? Замечали ли картину: кошка не спеша пересекает зал магазина, и никто не ускорит её передвижение пинком ноги или сумкой? Но с таким уважением уживается странное равнодушие, которое разъедает наши души, как раковая опухоль: сколько бездомных кошек прозябает на улицах города! Счастливцы попадают в приюты: «Ржевка», тел. 954-50-00; «Потеряшка», тел. 388-95-52. «Счастливцы» - это кошки с тяжёлой судьбой: одни потерялись, других выбросили прежние хозяева, у кого-то любимый хозяин умер… Помогите - возьмите бедолагу домой! Ведь сейчас не блокада, неужели не найдётся у вас для котика или кошечки несколько капель молока, кусочка рыбки, хлебца…
«Увидев кошку, я поняла: мы выжили»
Год 1942-й. Кошек в Ленинграде остались единицы. Их появление воспринималось ленинградцами как чудо. Значит, не все съедали своих пушистых любимцев. Очевидцы вспоминают, как весной 1942 года одна полуживая от голода старушка вынесла своего мурлыку на улицу - погулять. К ней подходили люди - нет, не для того, чтобы отнять и съесть животное, - люди благодарили бабушку, что она сохранила котика. Другая бывшая блокадница рассказывала, что в марте 1942 года вдруг увидела на городской улице тощую кошку. Вокруг толпились старушки и крестились. А исхудавший, похожий на скелет милиционер следил, чтобы никто не изловил или не обидел зверька. Двенадцатилетняя девочка в апреле 1942 года, проходя мимо кинотеатра «Баррикада», увидела толпу у окна одного дома. Люди дивились на необыкновенное зрелище: на освещённом весенним солнцем подоконнике лежала полосатая кошка с тремя котятами. «Увидев её, я поняла, что мы выжили», - вспоминала много лет спустя та девочка, став взрослой женщиной.
Увы, такие случаи были редкостью. Зато крысы в отсутствие кошек почувствовали себя хозяевами положения: они быстро размножались и сжирали те немногие припасы, что ещё оставались, грабили огороды, но что всего страшнее - несли угрозу эпидемии. Рассказывает сотрудница храма прп.Серафима Саровского в колонии строгого режима (Форносово) Валентина Осипова: «В доме во время бомбёжки вылетели стёкла, мебель давно стопили. Мама спала на подоконнике - благо они были широкие, как лавка, - укрываясь зонтиком от дождя и ветра. Однажды кто-то, узнав, что мама беременна мною, подарил ей селёдку - ей так хотелось солёного… Дома мама положила подарок в укромный уголок, надеясь съесть после работы. Но вернувшись вечером, нашла от селёдки хвостик и жирные пятна на полу - крысы попировали. Это была трагедия, которую поймут лишь те, кто пережил блокаду». А кошку взять было негде. Да и чем её было кормить?
Блокадница Кира Логинова вспоминала: «Тьма крыс длинными шеренгами во главе со своими вожаками двигались по Шлиссельбургскому тракту (пр.Обуховской Обороны) прямо к мельнице, где мололи муку для всего города. В крыс стреляли, их пытались давить танками, но ничего не получалось: они забирались и благополучно ехали на танках дальше. Это был враг организованный, умный и жестокий…» Другая блокадница с ужасом рассказывала, как однажды ночью выглянула в окно, а вся улица кишит крысами. После этого она долго не могла уснуть. Когда крысы переходили дорогу, даже трамваи вынуждены были останавливаться.
Единственной возможностью спастись от нашествия крыс были кошки. И в апреле 1943 года, уже после прорыва блокады, председатель Ленсовета подписал постановление о необходимости «выписать из Ярославской области и доставить в Ленинград четыре вагона дымчатых кошек». Дымчатые ярославские кошки считались лучшими крысоловами. Очевидцы рассказывали, что за ними выстраивались длиннющие очереди, как за хлебом. А в блокадном дневнике писателя Леонида Пантелеева за январь 1944 года есть любопытная запись: «Котёнок в Ленинграде стоит 500 рублей». Для примера: килограмм хлеба с рук стоил тогда 50 рублей; зарплата сторожа была 120 рублей. Зоя Корнильева рассказывала: «За кошку отдавали самое дорогое, что у нас было, - хлеб. Я сама оставляла понемногу от своей пайки, чтобы потом отдать этот хлеб за котёнка женщине, у которой окотилась кошка».
Ярославские кошки отогнали грызунов от продовольственных складов, но полностью проблема решена не была. И в конце войны была объявлена ещё одна кошачья мобилизация - из Сибири. «Кошачий призыв» прошёл успешно. Только в Тюмени собрали 238 котов и кошек. Первым был принесён кот Амур, хозяйка которого пожелала «внести свой вклад в борьбу с ненавистным врагом». Всего привезли 5000 омских, тюменских и иркутских котов, которые и очистили наш город от грызунов, спасая для людей остатки съестных припасов, а самих людей - от эпидемии.
Так что рассказы эрмитажных работников, что коты, охраняющие сокровища Эрмитажа от крыс и мышей, - потомки знаменитого казанского крысолова Алабрыса, выписанного в Санкт-Петербург самой царицей Елизаветой, - миф. Да, это известная история: 13 октября 1745 года императрица приказала казанскому губернатору сыскать 30 лучших котов, дабы они, не покладая лап, ловили крыс во дворце, ибо коты казанской породы слыли лучшими мыше- и крысоловами. Но они, скорее всего, были съедены в блокаду…
«Мы тоже служим Родине»
Блокада Ленинграда, замкнутая немецкими войсками, длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944-го. Погибли более миллиона жителей города. Сейчас в СПб проживают немало ветеранов Великой Отечественной войны, 36 000 награждены медалями «За оборону Ленинграда», 155 000 - знаком «Жителю блокадного Ленинграда». А были ли награждены коты? - Да. - За что? - За бдительность!
«Пошли, хозяин, прятаться…» - именно так переводилось на человеческий язык поведение кошек, когда они во время войны, предчувствуя налёт немецких бомбардировщиков, дыбили шерсть, шипели, издавали раздражённые вопли и прямиком неслись в ближайшее бомбоубежище. Ценность их предупреждения была в том, что о беде, готовой обрушиться с неба, они узнавали раньше радарных установок. Известна история про рыжего кота-«слухача». Он явился как-то в зенитную батарею под Ленинградом, и чтобы не есть хлеб даром, точно предсказывал налёты вражеской авиации. Причём на приближение советских самолётов кот не реагировал - свои. Командование батареи ценило хвостатого слухача за его редкий дар и не только поставило на довольствие, но выделило солдата, чтобы присматривать за ним.
Кошкам, помогшим спасти чью-то жизнь, вручалась медаль, на которой были слова: «Мы тоже служим Родине».
Подготовила Ирина РУБЦОВА
Рецензии
вот это - ПРАВДА. а то иные пишут всякими "влагами" и еще в народные поэты метят.
Всю жизнь занимаюсь животными, знаю множество судеб их, тяжелых и счастливых.
но - мало быть просто котом (это я о конкурсе), на котором проявляется эпизодическая человечность.
писать нужно так, чтобы читатели не нюни распускали, а чтобы горло скручивало мукой и хотелось уничтожать ЗЛО - ВОЙНУ - и тварей всяческих двуногих.
Поэтому пишу отклик: эссе - превосходное.
Рассказ пережившей Блокаду
БЛОКАДА... Слово жуткое какое...
Костлявый ад и голод в нём слышны.
Будь проклят тот, кто это всё устроил,
Народу жить хотелось по-простому:
Чтоб без смертей, без крови... без войны!
Мой муж, майор, едва успел собраться -
Уже машина ждёт его внизу.
Девчонкам от отца не оторваться...
А младшенькая положила зайца:
"Чтоб не скучал! Далёко повезут!"
А я - поверишь, Таня, - ни слезины!
Как истукан, застыла у окна.
К груди прижала кошака, Максима,
И затвердела. Стала как машина.
Война, ну что поделаешь, - война!
Потом с эвакуацией тянули,
Потом - уже под Гатчиной бои...
Завод живёт: нужны снаряды, пули!
И лето, осень - мигом промелькнули...
Ох, бедные девчоночки мои!
Они ведь, Танька, знаешь - ленинградки!
В чём держится душа... А в дом войдёшь:
- "Ну, как дела?" - "Всё, мамочка, в порядке!
Вот: я для Даши сделала тетрадки,
Играли в школу..." А в ручонках - дрожь.
Мне, Таня, на заводе легче было:
Похлёбку выдавали на обед.
Там не до мыслей горьких да унылых,
Ты механизм, животное, кобыла,
И адская работа - словно бред...
Мне наша повариха, тётя Маша,
В горсть крошек набирала... А потом
Бежишь домой: как там мои бедняжки?
Заварят крошки кипяточком в чашке -
И завсегда поделятся с котом.
Так вот, Танюшка... Про кота, Максима.
На целый дом - а в доме сто квартир
(Жильцов-то меньше) - из котов один он.
Других поели... Это - объяснимо,
Быть может, коль с ума сошёл весь мир.
Соседка Галка всё пилила, сучка:
"Ты дура! Ведь по дому ходит зверь!
Глянь на девчонок! Будто спички - ручки!
Помог бы им сейчас мясной-то супчик..."
А я - крючок покрепче вбила в дверь.
Но становилось горше... Холоднее...
Не спрячешься, коль в дом стучится смерть!
А старшенькая месяц как болеет
И, забываясь, шепчет: поскорее...
Я больше, мама, не могу терпеть...
Что тут со мною сделалось - не знаю.
На кухню я метнулась за ножом.
Ведь я же баба, в сущности, не злая,
А словно бес вселился... Как могла я?!
Взяла кота: Максимушка, пойдём!
Он, несмышлёный, ластится, мурлычет.
Спустились мы к помойке во дворе.
Как жуткий сон всё вспоминаю нынче,
А ведь кому-то это, Тань, привычно -
Скотину резать в супчик детворе.
Спустила с рук... Бежал бы ты, котишка,
Уж я бы за тобой не погналась...
И вдруг гляжу - а он не кот! Мальчишка...
"Голодный бред"?! Ну это, Танька, слишком!
Ещё скажи похлеще: напилась!
Трезва, в своём уме... А мальчик - вот он.
Косая чёлка, грустный взгляд такой...
В рубашечке, на голове пилотка...
Запомнились сапожки отчего-то:
Оранжевые, новые - зимой!
Он словно понимал. И не спасался.
Не убегал. Пощады не просил.
Прищурюсь - кот. Глаза открою - мальчик.
... я, Танька, пореву. Что было дальше -
Рассказывать без слёз не хватит сил!
Ох, как я нож-то, дура, запустила!
За дровяник! В сугроб! Чтоб сгнил навек!
Как я Максимку на руки схватила,
Ревела как! Прощения просила!
Как будто он не кот, а человек!
Не чуя ног, домой взлетела птицей
(Ползёшь, бывало, вверх по полчаса),
Котишка крепко в воротник вцепился,
И слышу - что-то без меня творится:
В квартире смех, чужие голоса!
И старшая выходит - в синем платье,
Причёсана: мол, гости! Принимай!
Вот, прямо с фронта - лейтенант Арапов,
Привёз посылку и письмо от папы.
Я, мам, пойду на кухню - ставить чай!
Как будто не болела... Что за чудо?!
... Посылка эта нас тогда спасла.
Как выжили мы, говорить не буду,
Да и сама ты знаешь: было трудно...
Но Женька в школу осенью пошла!
Там хлеба с чаем малышне давали,
Кусочек невеликий, граммов сто.
Весной в саду пришкольном лук сажали...
...А Галку-то, соседку, расстреляли.
Но только, Тань, я не скажу, за что.
Дорога Жизни стала нам спасеньем:
Все нормы сразу выросли! К тому ж
К нам, демобилизован по раненью,
И аккурат ко Дню Освобожденья
В сорок четвёртом возвратился муж.
А кот что учудил! - к его шинели
Прилип - смогли насилу оторвать!
Сергей мне прошептал: спасибо, Неля...
Войны осталось - без году неделя,
А впятером нам легче воевать!
Вот девять лет прошло - а я всё помню.
Котишка наш, представь, уже седой -
Но крысолов отменный, безусловно!
А по весне устраивает войны
И кошек... это... прям как молодой!
А вот и он! Явился, полосатый!
Матёрый зверь - ведь довелось ему
Всех пережить - тех нЕлюдей усатых,
Которые - век не прощу проклятых! -
Устроили блокаду и войну.
Да не мяучь, как маленький котёнок!
Опять Максиму не даёшь поспать.
Ну что, доволен? - разбудил ребёнка!
Танюш, подай-ка мне вон те пелёнки...
Родить решилась, дура, в тридцать пять!..
.
Г. Ленинград, май 1953 года.
Чего только не довелось повидать жителям Ленинграда в течение 872-х дней блокады! Смерти соседей и родственников, громадные очереди за миниатюрными пайками хлеба, тела горожан на улицах – всего было предостаточно. Выживали в блокадное время, как только могли. Когда истощились запасы провизии, ленинградцы стали есть своих домашних кошек. Спустя некоторое время на улицах измученного города не осталось ни одного, даже самого тощего котенка.
Уничтожение усатых-полосатых привело к другой беде: на улицах Ленинграда стали появляться целые полчища крыс. У этих грызунов в городских условиях нет ни одного естественного врага, кроме кошек. Именно кошки сокращают численность крысиного рода, не допуская их бесконтрольного размножения. Если этого не делать, одна пара крыс способна всего за год воспроизвести себе подобных около 2 000.
Такой колоссальный прирост крысиного «народонаселения» скоро стал настоящим бедствием для блокадного города. Крысы целыми толпами бродили по улицам, нападали на продовольственные склады и доедали все, что можно было доесть. Эти грызуны удивительно живучи, могут питаться всем, начиная от древесины и заканчивая своими собратьями. Они стали настоящими «союзниками вермахта», усложняя и без того страшную долю ленинградцев.
После прорыва блокады в 1943 году были предприняты первые попытки победить крыс. Сначала в город привезли «отряд» кошек дымчатой породы из Ярославской области. Эти усатые считаются лучшими истребителями грызунов. Всего 4 вагона ярославских пушистиков разобрали в считанные минуты. Первая партия кошек буквально спасла Ленинград от эпидемии заболеваний, которые распространяют крысы.
К завезенным питомцам отношение в городе было особым. Каждый котик считался чуть ли не героем. Стоимость одного усатого выросла до космических размеров – 500 рублей (дворник получал в то время 150 рублей). Увы, ярославских кошек для такого большого города оказалось недостаточно. Ленинградцам пришлось ждать еще год, пока первой «кошачьей дивизии» подоспело подкрепление.
После полного снятия блокады в город была завезена еще одна партия кошек. 5 000 мурлык собирали по всей Сибири: в Омске, Тюмени, Иркутске и других отдаленных городах РСФСР. Их жители в порыве сочувствия отдавали своих домашних любимцев, чтобы помочь бедствующим ленинградцам. «Сибирский отряд» усатых крысоловов окончательно разгромил опасного «внутреннего врага». Улицы Ленинграда были полностью очищены от крысиного нашествия.
С тех пор кошки пользуются в этом городе заслуженным уважением и любовью. Благодаря им выживали в самые голодные годы. Они же помогли Ленинграду вернуться к нормальному существованию. За вклад в мирную жизнь Северной столицы усатые герои были отмечены особо.
В 2000 году на углу здания №8 на Малой Садовой установили монумент пушистому спасителю – бронзовую фигуру кота, которого петербуржцы сразу же окрестили Елисеем. Через несколько месяцев у него появилась подружка – кошка Василиса. Скульптура красуется напротив Елисея - на карнизе дома №3. Так дымчатые из Ярославля и Сибири были увековечены спасенными ими жителями города-героя.
Чего только не довелось повидать жителям Ленинграда в течение 872-х дней блокады! Смерти соседей и родственников, громадные очереди за миниатюрными пайками хлеба, тела горожан на улицах – всего было предостаточно. Выживали в блокадное время, как только могли. Когда истощились запасы провизии, ленинградцы стали есть своих домашних кошек. Спустя некоторое время на улицах измученного города не осталось ни одного, даже самого тощего котенка.
Уничтожение усатых-полосатых привело к другой беде: на улицах Ленинграда стали появляться целые полчища крыс. У этих грызунов в городских условиях нет ни одного естественного врага, кроме кошек. Именно кошки сокращают численность крысиного рода, не допуская их бесконтрольного размножения. Если этого не делать, одна пара крыс способна всего за год воспроизвести себе подобных около 2 000.
Такой колоссальный прирост крысиного «народонаселения» скоро стал настоящим бедствием для блокадного города. Крысы целыми толпами бродили по улицам, нападали на продовольственные склады и доедали все, что можно было доесть. Эти грызуны удивительно живучи, могут питаться всем, начиная от древесины и заканчивая своими собратьями. Они стали настоящими «союзниками вермахта», усложняя и без того страшную долю ленинградцев.
После прорыва блокады в 1943 году были предприняты первые попытки победить крыс. Сначала в город привезли «отряд» кошек дымчатой породы из Ярославской области. Эти усатые считаются лучшими истребителями грызунов. Всего 4 вагона ярославских пушистиков разобрали в считанные минуты. Первая партия кошек буквально спасла Ленинград от эпидемии заболеваний, которые распространяют крысы.
К завезенным питомцам отношение в городе было особым. Каждый котик считался чуть ли не героем. Стоимость одного усатого выросла до космических размеров – 500 рублей (дворник получал в то время 150 рублей). Увы, ярославских кошек для такого большого города оказалось недостаточно. Ленинградцам пришлось ждать еще год, пока первой «кошачьей дивизии» подоспело подкрепление.
После полного снятия блокады в город была завезена еще одна партия кошек. 5 000 мурлык собирали по всей Сибири: в Омске, Тюмени, Иркутске и других отдаленных городах РСФСР. Их жители в порыве сочувствия отдавали своих домашних любимцев, чтобы помочь бедствующим ленинградцам. «Сибирский отряд» усатых крысоловов окончательно разгромил опасного «внутреннего врага». Улицы Ленинграда были полностью очищены от крысиного нашествия.
С тех пор кошки пользуются в этом городе заслуженным уважением и любовью. Благодаря им выживали в самые голодные годы. Они же помогли Ленинграду вернуться к нормальному существованию. За вклад в мирную жизнь Северной столицы усатые герои были отмечены особо.
В 2000 году на углу здания №8 на Малой Садовой установили монумент пушистому спасителю – бронзовую фигуру кота, которого петербуржцы сразу же окрестили Елисеем. Через несколько месяцев у него появилась подружка – кошка Василиса. Скульптура красуется напротив Елисея - на карнизе дома №3. Так дымчатые из Ярославля и Сибири были увековечены спасенными ими жителями города-героя.
Специально не стала публиковать это 27-28 января, чтобы не бередить душу людей, чтобы никого невольно не задеть и не обидеть, но указать новому поколению на несостыковки — красиво-глупые и оттого страшные. Спросите меня, а что я знаю о блокаде? К несчастью, много… Мой отец ребёнком пробыл в осаждённом городе, почти прямо перед ним разорвалась бомба — на том месте находились 5-7 человек, которых разнесло в клочья… Я выросла среди людей, которые пережили блокаду, но в семидесятых-восьмидесятых годах никто не упоминал ни о блокаде, ни тем более, о 27 января, как празднике, все просто молча чтили. Всё было во время войны, в блокадном Ленинграде ели всё, в том числе собак, кошек, птиц, крыс и людей. Это горькая правда, её нужно знать, помнить подвиг города, рассказывать были, но не сказки. Сказка не приукрасит ни чьих заслуг, да и приукрашивать здесь просто нечего — красота Ленинграда в страданиях тех, кто не выжил, тех, кто не смотря ни на что выжил, тех, кто всеми силами давал своими действиями и мыслями городу жить. Эта горькая правда ленинградцев для нового поколения. И, поверьте, им, выжившим, не стыдно, но не надо писать блокадные истории, перемешанные со сказками Гофмана и Сельмы Лагерлёф.
Сотрудники Института Пастера были оставлены в городе, так как всю войну проводили исследования, чтобы обеспечить город вакцинами, так как знали, какие могут грозить ему эпидемиями. Одна сотрудница съела 7 лабораторных крыс, мотивируя это тем, что она сделала все соответствующие пробы и крысы были относительно здоровыми.
Письма из блокадного Ленинграда подвергались жёсткой цензуре, чтобы никто не знал, какие ужасы там творятся. Одна девочка отправила эвакуированной в Сибирь подружке письмо. «У нас весна, стало теплее, бабушка умерла, потому что старенькая, наших поросят Борьку и Машку мы съели, у нас всё хорошо». Простое письмецо, но все поняли, какой ужас и голод творились в Ленинграде — Борька и Машка были котами…
Невероятным чудом можно считать, 
что в голодном и разрушенном бомбами Ленинградском зоопарке, пройдя через все мучения и лишения сотрудники зоопарка сохранили жизнь бегемотихе, которая дожила аж до 1955 года.
Крыс, конечно, было много, великое множество, они нападали на обессиленных людей, детей и после снятия блокады в Ленинград был направлен состав с несколькими вагонами кошек. Его называли кошачий эшелон или мяукающая дивизия. Вот я и подошла к той сказке, которую вы можете найти в интернете на многих сайтах, в группах о животных, но это не так. В память погибших и выживших в блокаду хочу бессовестно подкорректировать эту новую красивую историю и сказать блокада — не сказочное нашествие крыс. Наткнулась на такую милую, но не правдивую статью. Всю не буду её цитировать, а только в отношении сказочной неправды. Вот, собственно. В скобках буду указывать правду, а не вымысел и свои комментарии. «Страшной зимой 1941-1942 годов (и в 1942-1943 годов) блокадный Ленинград одолевали крысы. Жители города умирали от
голода, а крысы плодились и размножались, передвигаясь по городу целыми колониями (НИКОГДА крысы не передвигались колониями). Тьма крыс длинными шеренгами (почему не добавили строевым организованным шагом?)во главе со своими вожаками (не напоминает «Путешествие Нильса с дикими гусями» или историю Крысолова?) двигались по Шлиссельбургскому тракту (и во время войны это был проспект, а не тракт), ныне проспекту Обуховской обороны прямо к мельнице, где мололи муку для всего города. (Мельница до революции, а вернее, мельничный комбинат там есть до сих пор. И улица так и носит название Мельничная. Но муку там практически не мололи, так как не было зерна. И, крыс,
между прочим, мука особо не привлекала — их было больше в центре на Исаакиевской площади, так как там Институт растениеводства, где огромные запасы образцового зерна. Кстати, его сотрудники погибали от голода, но семена так и не тронули).
В крыс стреляли (кто и чем?), их пытались давить танками (КАКИМИ??? Все танки были на фронтах, их даже не хватало на оборону города, поэтому и были захвачены Пулковские высоты…), но ничего не получалось: они забирались на танки и благополучно ехали на них дальше»,- вспоминала одна блокадница (Или выдуманная самой блокадницей история, или автором. Танков во множественном числе не было и НИКТО бы не позволил, чтобы крысы ехали на танках. Ленинградцы при всех лишениях НИКОГДА бы не опустились до тупого порабощения крысами). Были созданы даже 
специальные бригады по уничтожению грызунов, но справиться с серым нашествием они были не в состоянии. (Бригады были, справлялись, как могли, просто крыс было много и не везде и не всегда успевали). Мало того, что крысы сжирали те крохи пищи, что ещё оставались у людей, они нападали на спящих детей и стариков (и не только старики валились с ног от голода…), появилась угроза эпидемий. (Крох пищи не было… Весь паёк сразу съедался. Сухарики от пайка, спрятанные некоторыми людьми под матрасы для своих родных, если сами чувствовали смерть (документальные подтверждения, фото) оставались не тронутыми — крысы не приходили в опустевшие дома, так как знали, что там всё равно ничего нет). Никакие средства борьбы с крысами не давали эффекта, а кошек - главных охотников на крыс - в Ленинграде 
уже давно не было:
всех домашних животных съели - обед из кошки (слов обед, завтрак, ужин в Ленинграде не было — был голод и еда) бывал порой единственной возможностью сохранить жизнь. «Соседского кота мы съели всей коммунальной квартирой еще в начале блокады». Такие записи не редки в блокадных дневниках. Кто осудит умиравших от голода людей? Но все же были люди, которые не съели питомцев, а выживали вместе с ними и сумели их сохранить: Весной 1942 года полуживая от голода старушка вынесла своего такого же ослабевшего кота на улицу на солнышко. Со всех сторон к ней подходили совершенно незнакомые люди, благодарили за то, что она его сохранила. (БРЕД чистейшей воды, простите меня, ленинградцы — людям было не до благодарностей (первая голодная зима), могли просто накинуться и отобрать). Одна бывшая блокадница (бывших блокадниц не бывает) вспоминала, что в марте 1942 года случайно увидела на одной из улиц «четвероногое существо в потертой шубке
неопределенного цвета. Вокруг кошки стояли и крестились какие-то старушки (а может быть, это были молодые женщины: тогда трудно было понять - кто молод, кто стар). Серенькое диво охранял милиционер - длинный дядя Степа - тоже скелет, на котором висела милицейская форма…» (Вот это полная правда. Был указ, если милиция увидит кота или кошку, всеми силами не допустить её отлова оголодавшими людьми).
12-летняя девочка в апреле 1942 года, проходя мимо кинотеатра «Баррикада», увидала толпу людей у окна одного дома: они заворожено смотрели на лежащую на подоконнике полосатую кошку с тремя котятами. «Увидев ее, я поняла, что мы выжили»,- вспоминала эта женщина много лет спустя. (Моя знакомая блокадниц, которая уже умерла жила рядом на Мойке и вспоминала, что до войны в окна попадал солнечный свет и вода искрилась в отражениях, а когда наступила первая военная весна, окна были серы от копоти взорванных зданий и даже белые полосы заклеенных окон от бомбёжек были серо-чёрными. Никакой кошки с котятами apriore не могло быть на окне. Кстати, около Баррикады до сих пор есть надпись, что это сторона наиболее опасна при артобстреле…). Сразу же после прорыва блокады было принято постановление Ленсовета о необходимости «выписать из Ярославской области и доставить в Ленинград четыре вагона дымчатых кошек» (ЛЮБЫХ кошек. Представляете, найти четыре вагона одних дымчатых!) - дымчатые по праву (По какому? Чьё заблуждение) считались наилучшими крысоловами (Во время войны любая кошка-крысолов). Чтобы кошек не разворовали, эшелон с ними прибыл в город под усиленной охраной. Когда «мяукающий десант» прибыл в полуразрушенный город, моментально выстроились очереди (Для чего???). В январе 1944 года котенок в Ленинграде стоил 500 рублей - килограмм хлеба тогда продавался с рук за 50 рублей, а зарплата сторожа составляла 120 рублей в месяц. «За кошку отдавали самое дорогое, что у нас было,- хлеб,- рассказывала блокадница. — Я сама оставляла понемногу от своей пайки, чтобы потом отдать этот хлеб за котенка женщине, у которой окотилась кошка». (Я не знаю, сколько стоил тогда хлеб, спросить уже не у кого, но котят НЕ ПРОДАВАЛИ. Кошки из эшелона были бесплатны — они были для всего города. Не все могли работать и зарабатывать…). «Мяукающая дивизия» - так в шутку называли прибывших животных блокадники — была брошена в «бой». Сначала кошки, измученные переездом, осматривались и всего боялись, но быстро оправились от стресса и принялись за дело. Улицу за улицей, чердак за чердаком, подвал за подвалом, не считаясь с потерями, доблестно отвоевывали они город у крыс. Ярославские кошки достаточно быстро сумели отогнать грызунов от продовольственных складов (Писавшие уверены, что были продовольственные склады?…), однако полностью решить проблему сил не хватало. И тогда прошла еще одна «кошачья мобилизация». На сей раз «призыв крысоловов» был объявлен в Сибири специально для нужд Эрмитажа и других ленинградских дворцов и музеев, ведь крысы угрожали бесценным сокровищам искусства и культуры. Набирали кошек по всей Сибири.
Так, например, в Тюмени собрали 238 «лимитчиков» в возрасте от полугода до 5 лет. Многие люди сами приносили своих животных на сборный пункт. Первым из добровольцев стал черно-белый кот Амур, которого хозяйка сдала с пожеланиями «внести свой вклад в борьбу с ненавистным врагом». Всего в Ленинград было отправлено 5 тысяч омских, тюменских, иркутских котов и кошек, которые с честью справились с поставленной им задачей - очистили город от грызунов. Так что среди современных питерских Барсиков и Мурок почти не осталось коренных, местных. Подавляющее большинство - «понаехавшие», имеющие ярославские или сибирские корни. Говорят, что в год прорыва блокады и отступления фашистов была разгромлена и «крысиная армия».
Ещё раз прошу прощения за такие правки и некоторые язвительные замечания с моей стороны — это не со зла. Что было, то было и не нужно устрашающе красивых сказочных подробностей. Город и так помнит кошачий эшелон и в память блокадных котам на улице Малая Садовая установлены памятнике коту Елисею и кошке Василисе, они вы можете прочитать в статье «Памятники домашним животным».
